Не научили меня в детстве правильному применению забавного слова «обязаловка» на практике. И вот теперь каждый раз, сталкиваясь с этой несчастной Обязаловкой, оре прыгает вокруг неё, разглядывает, изучает, а потеряв интерес, пытается слинять по своей доброй традиции. Но это же Обязаловка! И она просто не может бросить меня в одиночестве и счастливом неведении о себе любимой, а потому липнет как банный таз. А баню оре любит только в приличный минус за окном, а тазы и вовсе не жалует. Собственно, приходится от Обязаловки избавляться. Разумеется, на её стороне Совесть, на моей – Лень. Войнушка честная – двое на двое. Сегодня в первой половине дня побеждал противник. Но к вечеру их силы иссякли, а Лень разленилась, и остался один единственный оре, который решил, что пора приступить к разбору накопившейся литературы.

Весна – время аудиокниг. Эта весна, в дополнение – время английской литературы, причем по возможности на английском же языке. Подготовка, так сказать, погружение в культуру, ибо если дорогое мирозданье не подложит мне какого-нибудь необъятного свинтуса ровно посредь дороги, в этом году оре отметится в Англии. Впрочем, мне жутко нравятся все эти запланированные случайности, так как книгами я обзаводился ещё даже не подозревая о грядущей поездке. "Случайности не случайны", но от того не менее приятны. Первым на очереди стало уже облюбованное оре Викторианство.
И как же я сегодня многословен)

Не знакомый ещё с произведениями Диккенса, оре ждал, что местом действия будет та самая лавка, что указана в названии. Старая антикварная лавка – что может быть лучше? – подумал оре, немедленно восстанавливая в памяти чудесные европейские антикварки с их не менее чудесными хозяевами и уж вовсе замечтательными экспонатами. Впрочем, смутно припоминая мультик «Оливер Твист», я ждал подвоха. И не зря, так как оный подвох не замедлил появиться ровнёхонько перед моим носом.
Знаете, господа, вот теперь, спустя некоторое время после прочтения, мне кажется, что книга эта живая. До сих пор я могу восстановить её в голове в виде полноценного фильма, с детальной точностью вырисовав каждого персонажа. И пока слушал, всегда рисовал. Прямо в голове – рисовал и раскрашивал цветными карандашами. Быстрее всего закончился зеленый, затем коричневый. Ещё ушло много-много синего, некоторое количество красного, чуть-чуть желтого и несколько простых карандашей.
Впрочем, повествование делилось на 2 сюжетные линии. и если одну, преобладающую (по крайней мере в моей голове), я увлеченно рисовал, то ко второй относился очень осторожно – с присущим любопытством, но выдерживая дистанцию. Так люди реагируют на миролюбивых призраков – наблюдают, но не стремятся потрогать руками. Именно на эту часть я потратил почти весь синий цвет. Я буквально замалевывал огромными штрихами листы в своем воображении, делая всё происходящее лишь слегка показывающимся из серо-синей дымки. Или сине-белой. Оттенок менялся – лист то светлел, то темнел, оставляя, тем не менее, изображение размытым. А от такой усиленной штриховки он нагревался. И был теплым.
А на улице грело солнце, и была настоящая весна. Живая весна и живая книга. По настоящему живая, господа, поверьте. И пестрая, как лоскутное одеяло.