человек уже ходил по луне, а зонтики остались зонтиками...
Пока воспоминания о книге не были отправлены в долгий ящик, стоит о ней написать. Ещё бы, уже апрель, а книга начиналась в феврале. А вообще, господа, к слову о том, что всё, что вам от оре нужно, можно получить самым элементарным способом: прийти и взять. Ну или вручить, ежели вы хотите, чтобы он освоил фильм или книжку. «Имя Розы» я загорелся прочитать ещё в начале первого курса. И так же мирно продолжал бы хотеть и порываться ближайшие пару лет, если бы добрые люди не кинули в меня увесистым аудиоизданием. Сам просил – получай. В тот же день оре принялся слушать. И заслушался так, что происходящее в то время вокруг помнит весьма смутно. Но вроде бы начинался март, я усердно поскальзывался по пути домой, ел бутерброды с сыром и искал себе крыса.
Если честно, до сих пор не могу выделить в книге что-то одно: идей было много, а новая информация поступала в мозг такими количествами, что он через некоторое время практически отключался и наверняка подергивал бы лапками, если бы мозгу позволительно было их иметь. При упоминании данного названия он до сих пор впадает в блаженное состояние и не может выдать ничего членораздельного. Собствено потому я и тянул, господа, без мозга думать не научен.
Тем не менее, давайте попробуем разобраться. Перечислять множество идей, содержащихся в книге и пытаться их развивать явно не стоит. Всё, что следовало сказать, было сказано, мысли доведены именно до той кондиции, в которой лучше всего воспринимаются читателем. Кажущийся сумбур в итоге образует ровную спиральку, которая медленно истлевает в итоговом пожаре. Горка получившегося пепла знаменует точку - думается, ещё один символ в этой энциклопедии. А всё как бы невзначай - философские мысли нельзя подавать специально: свои лучше преднамеренно ронять, чужие нечаянно находить.
Кстати, господа, по этой книге никогда, совершенно никогда нельзя снимать фильм. Зато сколько можно сделать гравюр! Средневековье для меня - это темно-срый цвет. Булыжные мостовые, мощные стены, гравюры. Это не прекращающийся шум городов и постоянное потрескивание огня. Это алхимия и инквизиция, фанатики и еретики. Это тяжелые фолианты и практически полная неграмотность. А "Имя Розы" - иллюстрация к этому мифу о средневековье, в который мне нравится верить. Любить некрасивые сказки - видимо это явление комплекса красавиц и уродов к жизни. Благополучие требует, чтобы где-то поблизости непременно была грязь.
А книга восхитительна, господа!
Если честно, до сих пор не могу выделить в книге что-то одно: идей было много, а новая информация поступала в мозг такими количествами, что он через некоторое время практически отключался и наверняка подергивал бы лапками, если бы мозгу позволительно было их иметь. При упоминании данного названия он до сих пор впадает в блаженное состояние и не может выдать ничего членораздельного. Собствено потому я и тянул, господа, без мозга думать не научен.
Тем не менее, давайте попробуем разобраться. Перечислять множество идей, содержащихся в книге и пытаться их развивать явно не стоит. Всё, что следовало сказать, было сказано, мысли доведены именно до той кондиции, в которой лучше всего воспринимаются читателем. Кажущийся сумбур в итоге образует ровную спиральку, которая медленно истлевает в итоговом пожаре. Горка получившегося пепла знаменует точку - думается, ещё один символ в этой энциклопедии. А всё как бы невзначай - философские мысли нельзя подавать специально: свои лучше преднамеренно ронять, чужие нечаянно находить.
Кстати, господа, по этой книге никогда, совершенно никогда нельзя снимать фильм. Зато сколько можно сделать гравюр! Средневековье для меня - это темно-срый цвет. Булыжные мостовые, мощные стены, гравюры. Это не прекращающийся шум городов и постоянное потрескивание огня. Это алхимия и инквизиция, фанатики и еретики. Это тяжелые фолианты и практически полная неграмотность. А "Имя Розы" - иллюстрация к этому мифу о средневековье, в который мне нравится верить. Любить некрасивые сказки - видимо это явление комплекса красавиц и уродов к жизни. Благополучие требует, чтобы где-то поблизости непременно была грязь.
А книга восхитительна, господа!